Купель дьявола - Страница 78

— Вариант теплой комнаты устроил бы меня больше всего, — сказала я, и Херри-бой тотчас же встал.

Он выскочил на причал и галантно подал мне руку. Я вцепилась в ладонь Херри, памятуя, что должна держать его руки под контролем.

— Вы разбираетесь в лодочных моторах, Катрин?

— С чего вы взяли? — настороженно спросила я.

— Я слышал… Вы пытались запустить двигатель. Именно поэтому ты так оперативно и выскочил, Херри-бой, я вижу тебя насквозь!

— Нет, я не разбираюсь в моторах. Просто в замке торчали ключи, и я попробовала… Я подумала, что автомобильный принцип сработает.

— И что?

— Не сработал. Придется ждать техника… Я только не знаю, чем заниматься на этом острове целых два дня.

— Вам не придется скучать, я обещаю вам, Катрин.

Мы закончили наш несколько двусмысленный разговор уже в доме. Херри помог снять куртку и разделся сам. Чуть задержавшись у вешалки, я, незаметно для него, поменяла куртки местами. Теперь я в безопасности, если, конечно, он не обнаружил подмены раньше.

Устроившись на кровати и поджав ноги по-турецки, я уставилась на Херри-боя.

— Ну, давайте, запускайте свой парк аттракционов.

— Парк аттракционов?

— Ну да. Колесо обозрения, тир, комната страха… Вы же обещали, что скучать я не буду.

— А-а… У вас изысканные шутки, Катрин.

Херри-бой отправился за перегородку, из-за которой, к моему удивлению, все время извлекались все новые и новые предметы, и вернулся оттуда с деревянной изящной стремянкой. Судя по всему, перед тем, как попасть к Херри, она тоже служила где-нибудь экспонатом.

Взобравшись на самую верхнюю ступеньку, Херри-бой снял со стеллажа огромную папку: именно в таких папках художники обычно хранят этюды и наброски. Он раскинул папку на полу, и я увидела огромные фотографии центральной части картины.

Фотографии совсем не пугали меня — они были лишены мистической притягательности, которой обладала плоть самой картины.

И — главное — они были безопасны.

Я с удовольствием принялась рассматривать их — за клеткой фотографического объектива Зверь оказался не страшным и совершенно ручным. Из всех его семи голов больше не проглядывало человеческое, и мысль об оправдании греха больше не приходила ко мне в голову. Я легко распознала в очертаниях фигур и в складках пейзажа некоторые босховские мотивы. Вот только у Лукаса Устрицы они были более изысканны.

— Я фотографирую картину уже десять лет, — с готовностью поведал мне Херри. — И каждый раз обязательно нахожу что-нибудь новое.

— Может быть, вы от природы не очень внимательны? — улыбнулась я.

— Нет, я очень внимателен. Очень, — оборвал меня Херри, и в его голосе послышался металл.

Так, все понятно, его любимую картину не стоит задевать, так же, как не стоит задевать любимых женщин.

— Извините, Херри…

— Вот, посмотрите, — он разложил передо мной несколько совершенно одинаковых на первый взгляд фотографий.

— Что, игра “найди десять отличий”?

— Я не понимаю, о чем вы говорите… Это фотография, которую я делал семь лет назад, — он ткнул в первую и сразу перешел ко второй. — А это фотография пятилетней давности. Еще одна — лето 1997 года, промежуточные стадии я специально пропустил. Вы видите, Катрин?

Ничего особенного я не заметила, о чем честно призналась Херри-бою.

— Вот здесь, в подбрюшье Зверя… Сравните.

Мне совсем не хотелось заглядывать в пах числу 666, и я лишь мельком, из уважения к исследовательскому пылу Херри, взглянула на фотографии.

— Не могу взять в толк, о чем вы говорите, Херри…

Он оставил в покое полотнища общих фотографий и перешел к другим — точно такого же размера. На них были увековечены детали: Зверь, поднимающийся из пучины.

Теперь изображение приблизилось. Херри выложил передо мной все три фотографии — строго в хронологическом порядке: 1992, 1995 и 1997 год — именно эти цифры были выведены маркером в правом верхнем углу фотографий.

Только теперь я поняла, что он имеет в виду.

Зверь поднимался из пучины.

За семь лет его тело заметно удлинилось. Этот анимационный эффект заставил меня похолодеть. Я не могла понять причин страха, они не крылись в моем почти стерильном разуме, они перли из подсознания.

— Вы видите, Катрин? — прошептал Херри, и я вздрогнула. — Вы видите?

— Да. Теперь вижу.

— Он поднимается. Я тоненько хихикнула.

— Что вы хотите этим сказать, Херри?

— Ничего. Только то, что он поднимается.

— Это… Это просто мистификация, вы ведь не станете утверждать, что… — на этом месте я споткнулась и замолчала.

— Это не мистификация, Катрин…

— Но этого не может быть, согласитесь, Херри, — я обшарила глазами фотографии. — Этого просто не может быть. Картина — законченная вещь. Как она может двигаться внутри себя самой?.. Просто дичь какая-то. Вы показывали кому-нибудь эти снимки?

— Нет.

— Почему? — Здесь, в отдалении от картины, имея на руках лишь ее бледный фотографический отпечаток, я могла позволить себе снисходительную смелость.

— Кому я могу показать это, Катрин? Мне просто не поверят. Меня заподозрят в шарлатанстве. Но, клянусь, в этом нет никакого шарлатанства. Я просто фотографирую, и все. Я изучаю картину. Хотя до сих пор не изучил… Я знаю только одно: это нечто большее, чем просто картина.

Огонь в камине ярко вспыхнул, я вздрогнула и недоверчиво рассмеялась.

— Не говорите чепухи, Херри!

— Но вы же сами видите…

— Я вижу несколько профессионально сделанных фотографий. Возможно, это просто монтаж… Херри-бой протестующе поднял руки.

— Честное слово, я просто фиксировал картину на пленку. В течение последних десяти лет… А семь лет назад начались все эти изменения…