Купель дьявола - Страница 80

— То, что у Лукаса Устрицы была нечеловеческая интуиция… Вы ведь знаете, Катрин, голландцы всегда сражались с морем. Нидерланды и есть “низинные земли”. В тринадцатом, четырнадцатом и последующих веках нашу страну преследовали наводнения. Масса жертв, гигантские усилия, чтобы противостоять им. Последнее, самое крупное, было в 1953 году. Тогда дельта Рейна, Мааса и Шельды оказалась затопленной, погибло больше 1800 человек. И это 1953 год, учтите…

— Но какое отношение имеет к этому Устрица?

— Простите, я отвлекся. Пятнадцатый век, сплошные наводнения, жертвы, разрушенные города. Но Лукас Устрица ни разу не попался. Он уходил из города, а следом за ним устремлялась вода. Так считает Юст Левен, так считали те, кто после смерти Лукаса пытался преследовать его картины.

— А как считаете вы?

— Совсем по-другому, Катрин, совсем по-другому… Лукас Устрица обладал сверхъестественной интуицией — это слово произнесли вы, заметьте. Или Знанием о Зле, так говорит Левен. Существуют животные, которые предчувствуют землетрясения, — кошки, например. Устрица же предчувствовал наводнения.

— Экстрасенс, — хмыкнула я.

— Возможно, он и обладал некоторыми экстрасенсорными способностями. Но он прибыл в Мертвый город и погиб вместе со всеми. Его интуиция не сработала.

— Ну и что?

— Не сработала или не захотела сработать? — Херри поправил очки на переносице. — А что, если он приехал в этот город умереть?

Я нервно засмеялась, и мой смех, отразившись в углах комнаты, зазвенев в фаянсовых тарелках, снова вернулся ко мне.

— Зачем ему нужно было умирать?

— Затем, что должен был родиться кто-то еще. Кто-то, кому Лукас мостил дорогу.

— И кто же этот “кто-то”? — бренди было чересчур крепким, оно ударило мне в голову с такой силой, что силуэт Херри-боя, этой испуганной повивальной бабки Зверя, расползся прямо у меня на глазах.

Повивальная бабка, блестя очками, потрясла перед моим носом фотографиями.

— Это он, Катрин. Вы понимаете, это он!..

В больничку, к психиатрам, сказал бы доблестный Лаврентий Снегирь. Но Снегирь был в далеком и совсем не страшном Питере. Я сидела на проклятом острове, я видела картину, я видела фотографии, я была почти готова поверить в это.

И все же не поверила. Слишком много бренди…

— Это он, это он, ленинградский почтальон, — прогундосила я. — Не валяйте дурака, Херри. Неужели вы думаете, что в конце двадцатого века, после того как космические корабли избороздили Большой театр…

— Я не понял…

— Это русская шутка, Херри, простите… Неужели вы думаете, что осенью 1999 года я поверю в весь этот бред?

— Вот и вы заговорили о числах. Но если отбросить единицу и перевернуть цифры, то получится 666.

— Ценное замечание.

— Прекратите! — мне показалось, что Херри-бой ударит меня. Но он лишь с силой поставил стакан на пол, и бренди расплескалось на фотографии. — Дайте мне досказать до конца.

— Хорошо. Я слушаю.

— 666 — и Зверь поднимается. Вы сами видели это. Вы видели картину. Она вас раздавила…

— Но…

— Она вас потрясла, не спорьте.

— Это очень сильная вещь. Допустим. Что дальше?

— По свидетельству Хендрика Артенсена…

— Вашего неуемного предка…

— Да. По свидетельству Хендрика Артенсена, последнее, что писал Лукас ван Остреа, был алтарь для церкви Святой Агаты. Страшный суд. Наводнение произошло в ночь перед тем, как триптих должен был занять свое место в церкви.

— Dreadful unlucky chance, — медленно произнесла я.

Ужасный несчастный случай, именно так отозвался о смерти Лехи Титова Херри-бой. Я запомнила это выражение.

— Следуя своей интуиции, Лукас должен был уйти из города. Но он не ушел. Он остался. Остался, чтобы выпустить Зверя. Вы понимаете?

Бог ты мой!.. Только теперь я начинала смутно понимать, в какое дерьмо вляпалась. Мертвый катер на причале Мертвого города, Северное море, отделяющее меня от побережья, странная картина прямо в сердце острова…

И сумасшедший.

Как же раньше я этого не увидела?

Ламберт-Херри Якобе, кроткий Херри-бой, просто свихнулся на почве исследований творчества одного, не слишком широко известного художника… Ему очень долго удавалось прикидываться относительно нормальным, даже я попалась. Но как я могла попасться? Вот уже полдня я задавала себе этот вопрос и так и не могла ответить на него…

— Катрин… Я прошу вас, Катрин… Не думайте обо мне того, что вы подумали… — просительно сказал Херри-бой, как и все сумасшедшие, он был чересчур мнительным.

— Ну что вы, — засюсюкала я. — Ничего такого я не думала… Наоборот, я внимательно слушаю вас. Честное слово.

— Я же вижу… Я же вижу, что вы не верите мне. Но вы поверите… Поверите, когда все сойдется в одной точке. Все и так сошлось в одной точке.

И эта точка находится как раз на моей переносице. Сейчас этот парень вытащит ракетницу и пульнет мне в лоб. И тогда я поверю, я буду просто вынуждена поверить. Я с тоской обвела комнату. Не слишком удачное место для защиты, уголок, облюбованный Херри-боем, куда предпочтительнее — за его спиной камин и каминные принадлежности: щипцы, кочерга и лопатка, за которые сейчас я отдала бы что угодно.

Каминные щипцы и кочерга — идеальное средство для защиты от сумасшедших. Треснуть бы ими по круглым очкам Херри, да руки коротки.

— Херри, вы должны понять, — я попыталась хоть как-то оправдаться. — Я — человек из совсем другого мира… Я никогда не занималась Лукасом Устрицей. Вы даже не представляете, как я далека от этого. И вы хотите, чтобы я в течение какого-нибудь получаса поверила, прониклась всем тем, о чем вы говорите? Давайте рассуждать логично, Херри, вы же ученый. Дайте мне время…