Он бросил мне куртку и сам облачился в точно такую же. А потом достал из “бардачка” катера бейсболку с надписью “Береговая охрана США”. Надвинув ее на самый лоб, он шутливо отдал мне честь.
— Можем отправляться.
— А почему “Береговая охрана”, Херри? Мы ведь в Голландии…
— Подарок приятеля. Большой любитель Лукаса, служит в береговой охране, в Сан-Диего.
Ты неисправим, Херри-бой. Любой проявивший интерес к творческому наследию Лукаса Устрицы автоматически становится твоим приятелем.
…Огни рыбацкого поселка становились все дальше, и меня вдруг пронзило острое чувство одиночества. Двадцать минут в кромешной тьме Северного моря могут растянуться на годы и столетия….
— Расскажите мне об острове, Херри.
— О, это длинная история. Под нами сейчас весь пятнадцатый век, вы понимаете? Страшное наводнение 1499 года, оно погребло под собой всю эту провинцию. Дамбы и дюны оказались бессильными сдержать стихию. В течение одной ночи погибло десять тысяч человек. Лукас тоже был среди погибших. Так говорят, потому что после этого наводнения его никто и никогда не видел. Я спрятала подбородок в воротник куртки: наш утлый катер болтался в черной дыре моря, а под его днищем покоились разъеденные водой и моллюсками кладбища городов. Есть от чего прийти в уныние.
— Потом море отступило. Его отогнали в семнадцатом веке. Но часть суши так и осталась под водой. Мертвый город то возникал, то появлялся снова, он слишком зависел от прихоти моря. Уже в этом веке его укрепили польдером. Вы знаете, что такое польдер, Катрин?
Сейчас он прочтет лекцию о гидротехнике, в которой я не смыслю ровным счетом ничего.
— Остров огородили дамбами, откачали воду и сбросили ее в море. Теперь Мертвому городу Остреа ничто не угрожает.
Ничто, кроме нашествия туристов, которые вырезают свои имена на стенах, делают торопливые записи в блокнотах, пьют пиво и ставят галочки против достопримечательностей. После Мертвого города будет Утрехт с его университетом и Базиликой Синт-Питерскерк, Роттердам .с его морским портом и Гаага с ее чертовым Международным трибуналом…
— Вы когда-нибудь были женаты, Херри? — неожиданно спросила я.
— Почему вы спрашиваете об этом? — он даже бросил руль.
— Просто так. Я ничего о вас не знаю.
И все же это не было правдой. Я знала о Херри все: он по-прежнему оставался крупнейшим в мире специалистом по исследованию творчества Лукаса ван Остреа. Остальное — цвет глаз, цвет волос, любимый футбольный клуб и размер пениса — не имело значения.
— Хотя, наверное, в отрыве от вашего художника вы не представляете никакого интереса.
Херри-бой не обиделся. И после двухминутного молчания вдруг сказал:
— Я был помолвлен.
— И что же? Она ушла, не выдержав конкуренции с Остреа?
— Да, — он посмотрел на меня с неожиданным интересом. — Она не захотела жить здесь. Вы очень проницательный человек, Катрин.
— Я ее понимаю. Женщины терпеть не могут миссионеров. Если у них, конечно, все в порядке с головой…
…Остров возник неожиданно — он был похож на преграду на пути, о которую мы просто споткнулись. Маленький причал освещали два тусклых фонаря.
— Не Лас-Вегас, — заметила я.
— Приходится экономить энергию.
— Что, движок от мотоцикла?
— Дизельная электростанция.
Этот чертов остров с самого начала активно не понравился мне: когда-то здесь был город, здесь жили люди — и вот теперь музей в двадцати минутах от берега, крохотный кусок земли в свинцовых водах Северного моря. Даже кладбище домашних животных выглядело бы предпочтительнее.
— Надеюсь, связь с побережьем имеется? — спросила я.
— Конечно, Катрин. Стационарный радиотелефон. Это несколько успокоило меня.
— А корабли не натыкаются? На этот ваш музей?
— Фарватер дальше, к северо-западу. Здесь, как это вы, русские, любите говорить, — медвежий угол. Осенью, зимой и часть весны здесь никого не бывает. Туристический сезон начинается только в конце мая. По хроникам именно в мае море накрыло эти земли.
— Подождите, Херри, — неожиданная догадка пронзила меня. — Вы что здесь, один?
— В каком смысле?
— Ни сторожа, ни смотрителя?
— Ну что вы! Конечно, здесь работают люди. Один я бы не справился. Летом — двое экскурсоводов и двое техников: они поддерживают порядок в домах, следят за насосной станцией и дренами .
Ну что ж, чем больше людей, тем веселее. Но не успела я перевести дух, как Херри-бой продолжил:
— Правда, сейчас на острове никого нет. В межсезонье почти нет экскурсий и остается один техник. Но я отпустил его на неделю. Он уехал к себе, в Лелистад…
Лелистад, совсем не ближний свет.
— А что, нельзя было нанять техника здесь? Херри-бой замялся.
— Это было бы предпочтительнее, но… Местное население не жалует это место, хотя оно и кормит их. В некотором смысле. Но здесь иногда работают студенты — историки и искусствоведы. Даже гидротехники приезжают…
— А в чем проблема?
— Видите ли… Фризы — а побережье здесь населяют в основном потомки фризов — очень суеверный народ. Они считают остров проклятым.
— Но вас-то они любят, Херри, — я вспомнила дружеские рукопожатия в кабачке.
— Как городского сумасшедшего. Они каждый раз думают, что я не вернусь с острова. Они много лет ждут этого.
— А вы?
— Возвращаюсь, как видите.
Теперь мне стала ясна жалостливая улыбка блондинки с рубенсовскими формами.
— Это… Это как-то связано с Лукасом ван Остреа, Херри? — осторожно спросила я.
— Мне бы не хотелось говорить на эту тему, — Херри-бой нахмурился. — Я ученый, Катрин. Я считаю все это дремучим суеверием…